Горчаков ехал и думал о том, что нет лучше и веселее праздника, как Христово воскресенье. Женат он был недавно и теперь справлял с женой первую пасху. На что бы он ни взглянул, о чем бы ни подумал, все представлялось ему светлым, радостным и счастливым. Думал он о своем хозяйстве и находил, что все у него исправно, домашнее убранство такое, что лучше и не надо, всего довольно и все хорошо; глядел он на жену - и она казалась ему красивой, доброй и кроткой. Радовала его и заря на востоке, и молодая травка, и его тряская визгливая бричка, нравился даже коршун, тяжело взмахивавший крыльями. А когда он по пути забежал в кабак закурить папиросу и выпил стаканчик, ему стало еще веселее...- Сказано, велик день!- говорил он.- Вот и велик! Погоди, Лиза, сейчас солнце начнет играть. Оно каждую пасху играет! И оно тоже радуется, как люди! На половине дороги к дому, у Кривой Балочки, Горчаков и его жена увидели оседланную лошадь, которая стояла неподвижно и нюхала землю. У самой дороги на кочке сидел рыжий казак и, согнувшись, глядел себе в ноги. - Христос воскрес!- крикнул ему Максим.Казак поднял голову и обвел утомленными, больными глазами Максима, его жену, лошадь. - Вы это из церкви?- спросил он.Максим быстро пошарил у себя в карманах, взглянул на жену и сказал: - Нету у меня ножика, отрезать нечем. А ломать-то - не рука, всю паску испортишь. Вот задача! Поищи-ка, нет ли у тебя ножика?Жена взяла из рук мужа кулич, завернутый в белую салфетку, и сказала: - Не дам! Надо порядок знать. Это не булка, а свяченая паска, и грех ее без толку кромсать.Максим тронул вожжи, чмокнул, и бричка с шумом покатила дальше. А жена все еще говорила, что резать кулич, не доехав до дому,- грех и не порядок, что все должно иметь свое место и время. На востоке, крася пушистые облака в разные цвета, засияли первые лучи солнца, послышалась песня жаворонка. Уж не один, три коршуна, в отдалении друг от друга, носились над степью. Солнце пригрело чуть-чуть, и в молодой траве закричали кузнечики. Отъехав больше версты, Горчаков оглянулся и пристально поглядел вдаль. - Не видать казака...- сказал он.- Экий сердяга, вздумал в дорогеСолнце взошло, но играло оно или нет, Горчаков не видел. Всю дорогу до самого дома он молчал, о чем-то думал и не спускал глаз с черного хвоста лошади. неизвестно отчего, им овладела скука, и от праздничной радости в груди не осталось ничего, как будто ее и не было. Приехали домой, христосовались с работниками; Горчаков опять повеселел и стал разговаривать, но как сели разговляться и все взяли по куску свяченого кулича, он невесело поглядел н жену и сказал: - А нехорошо, Лизавета, что мы не дали тому казаку разговеться.Горчаков выпил полстакана чаю и уж больше ничего не пил и не ел. Есть ему не хотелось, чай казался невкусным, как трава, и опять стало скучно. После разговенья легли спать. Когда часа через два Лизавета проснулась, он стоял у окна и глядел во двор. - Ты уже встал?- спросила жена.Максим потихоньку от жены пошел в кухню, завернул в салфетку кусок кулича и пяток яиц и пошел в сарай к работникам. - Кузьма, брось гармонию,- обратился он к одному из них.- СедлайМаксим опять повеселел, но, прождав несколько часов Кузьму, не вытерпел, оседлал лошадь и поскакал к нему навстречу. Встретил он его у самой Балочки. - Ну что? Видал казака?Горчаков взял у Кузьмы узелок и поскакал дальше. Доехав до деревни, он спросил у мужиков: - Братцы, не видали ли вы больного казака с лошадью? Не проезжал ли тут? Из себя рыжий, худой, на гнедом коне.Мужики поглядели друг на друга и сказали, что казака они не видели. - Обратный почтовый ехал, это точно, а чтоб казак или кто другой такого не было.Вернулся Максим домой к обеду. - Сидит у меня этот казак в голове и хоть ты что!сказал он жене.- НеИ он впервые после женитьбы заметил, что его жена не добрая. - Пущай я не добрая,- крикнула она и сердито стукнула ложкой,- а только не стану я всяким пьяницам свяченую паску раздавать!Максим, рассердившись, встал из-за стола и начал укорять свою молодую жену, говорил, что она немилосердная и глупая. А она, тоже рассердившись, заплакала и ушла в спальню и крикнула оттуда: - Чтоб он околел, твой казак! Отстань ты от меня, холера, со своим казаком вонючим, а то я к отцу уеду!За все время после свадьбы у Торчакова это была первая ссора с женой. До самой вечерни он ходил у себя по двору, все думал о жене, думал с досадой и она казалась теперь злой, некрасивой. И как нарочно, казак все не выходил из головы, и Максиму мерещились то его больные глаза, то голос, то походка... - Эх, обидели мы человека!- бормотал он.- Обидели!Вечером, когда стемнело, ему стало нестерпимо скучно, как никогда не было,- хоть в петлю полезай! От скуки и с досады на жену он напился, как напивался в прежнее время, когда был неженатым. В хмелю он бранился скверными словами и кричал жене, что у нее злое, некрасивое лицо и завтра же он прогонит ее к отцу. Утром на другой день праздника он захотел опохмелиться и опять напился. С этого и началось расстройство. Лошади, коровы, овцы и ульи мало-помалу друг за дружкой стали исчезать со двора, долги росли, жена становилась постылой... Все эти напасти, как говорил Максим, произошли оттого, что у него злая, глупая жена, что бог прогневался на него и на жену... за больного казака. Он все чаще и чаще напивался. Когда был пьян, то сидел дома и шумел, а трезвый ходил по степи и ждал, не встретится ли ему казак... |
|
Центр кодирования алкоголизма
29.02.2012
Добавить комментарий