Согласившись побеседовать с корреспондентом «Биробиджанской звезды», Александр рассказал о своей жизни «до и после героина».
О наркотиках и голосах извне.
- Я бывший наркоман. Десять лет назад верующие люди помогли мне бросить наркотики. Сегодня у меня семья и четверо детишек. Я шагнул в протестантскую церковь, сегодня я служу в ней, я пастор. У нас при церкви есть общественная организация, которая называется «Путь к свободе». Это реабилитационный центр, в котором мы помогаем людям избавляться от наркотической и алкогольной зависимости.
Как я попал в зависимость от наркотиков? Наверное, жизнь свою не ценил, ценностей никаких не видел. Жизнь молодых людей зависит только от получения разнообразных удовольствий. И в ней нет никакого духовного воспитания. Наркотики в моей жизни просто однажды появились. То, что под запретом, всегда модно, интересно. Наркотики появились, как водится, в компании. Сначала, в подростковом возрасте, – сигареты, потом пришла конопля в 8-9 классе. Потом это было уже каждый день. Например, я однажды пришел на урок и осознал, что я не понимаю ничего из происходящего, что я, как... инопланетянин. Все мое свободное время занимали поиски «дури». Нужно было куда-то ехать, искать ингредиенты, перегонять, собирать коноплю в деревнях, варить. Тяжелые наркотики появились после армии – опиаты, героин. С ними пришли болезни – эпилепсия, туберкулез. Лечили меня несколько раз, по разным системам, ничего не помогало. Наркологи снимали только симптоматику. А в голове тебе все равно хотелось получить дозу. Наркоман – он постоянно находится в своем мирке, как в стеклянной банке. Твои друзья - наркоманы, твое мышление – наркоманское. И все в твоем мирке завязано на наркотиках. И ты выходишь из клиники снова в свою среду общения и снова...
Доза с... неба и совиная жизнь
Первая доза всегда как будто с неба падает манной. Кто-то предлагает бесплатно «попробовать», угощает, деньги появляются, возможность украсть появляется. А потом все – потом надо искать.
Я помню все это. Совиная жизнь, как у оборотня. Ты ненавидишь утро. Бежишь, прячешься. Живешь по ночам. Наркоманы хотят подсознательно закрыться, это же клеймо, ты для других людей как прокаженный. Еще больше страдают наши родственники. Наркоман хоть какой-то кайф испытывает, а родители ходят с клеймом, что их ребенок – наркоман.
Семья у меня была нормальная – мама работала в налоговой, папа — электромеханик. Я побаивался отца, если честно. Когда я срывался, я не жил дома, скитался по друзьям. В последний раз я не жил дома месяца четыре. И за эти четыре месяца я натворил много чего. Понятно, что мне нужны были деньги, а значит, надо было кого-то обманывать. Меня все искали – милиция, «блатные», «спортсмены». Я скитался, а потом пришел домой. А кому я еще нужен? Все друзья от меня потихонечку отвернулись.
Пришел домой, меня... поругали, я попросил прощения, потом из дома что-то опять вынес.
И вот я лежу где-то и слышу голос: «Ребята, идите сюда, он там лежит». Я думал, что меня нашли за долги. А оказалось, верующие ребята, бывшие наркоманы. Причем в недалеком прошлом «бывшие», они бросили, наверное, год назад. Они стали мне что-то говорить про Бога, про церковь. Я ничего не понимал. Я понял только, что нужно уехать из города, в котором мне стало тесно.
Меня поместили в общину верующих, впустили в свою жизнь, в свою семью. Я не поменялся в один день, я был все тот же врунишка, наркоман и воришка. Я воровал у них, обманывал их, а они прощали, со мной возились, будто видели меня насквозь. И моя совесть немного пробудилась. Я подумал – что же это за люди такие? Они мне никто – у них есть семьи, дети, куча забот, а они со мной возятся. Я тогда доходяга был, весил, может быть, килограммов 48. Я начал молиться и стал поправляться, Бог исцелил меня.
Я начал молиться, что хочу жениться. Бог дал мне жену замечательную, четверых детей. Сегодня я пастор в церкви, я отучился в библейской школе в Иркутске. Моим детям сегодня девять лет, пять лет, четыре года и чуть больше года.
Спасение возможно. Но без помощи извне выйти из этого порочного круга просто невозможно. Ни для кого. И я бы не выбрался, если бы мне не помогли.
Да, какое-то время наркотики мне снились, они всплывают у меня в голове периодически. Я помню все это, помню эйфорию. Но я понимаю, насколько ценно все то, что есть у меня сейчас, и я не хочу все это потерять, вернувшись обратно. Мне всегда говорили – бывших не бывает. Я знаю – бывшие есть. Я не умер. У меня есть моя жизнь и моя семья.
Лекарство от зависимости
Я уже несколько лет сам занимаюсь реабилитацией людей с наркотической и алкогольной зависимостью. Реабилитация в центре начинается с того, что я объясняю правила жизни. Я не хочу тратить свое время на «бегемотов, которым удобно в болоте». Я могу потратить на них 15 минут и сказать, что выход есть. У нас в центре подъем в шесть утра, потом все обязательно читают Библию. И не важно – нравится тебе или нет, есть у тебя настроение или нет. Ты садишься с нами и читаешь слово Божье. Потом ты пересказываешь, говоришь о том, что понял из прочтенного, что ты взял от этого. Ты обязан молиться, вместе с нами, в голос, чтобы я тебя слышал. Ты молишься честно, как умеешь. Пусть это будут два слова, но от души. Мне не интересно – веришь ты или нет. Это распорядок жизни в реабилитационном центре. Но все-таки сперва душевное, а потом духовное.
Душевное – это когда человек должен понимать, что ты его понимаешь, что ты его любишь. Я-то знаю, что ты чувствуешь, я знаю, что ты ничего не понимаешь, я знаю, что ты считаешь нас сумасшедшими сектантами. Я так же думал, как и ты. Я смеялся внутри, когда они молились. Думал: «Во, гонят!». Я никогда бы не подумал, что я стану проповедником. Для меня все верующие были страшными сектантами. Думал, что они бабушек «разводят». Я когда пришел и услышал первую проповедь о пожертвованиях в церкви, я сказал – вот, я прав! Потом я увидел, что не все так. Жизнь этих людей не расходилась с их делами. Они говорили, что жертвуют, и действительно жертвовали своей комфортной жизнью, временем, семьями. Потом я узнал, что у служителя семь детей и два реабилитационных центра! У него сто человек прихожан. Каждый приходил к нему со своими проблемами, и с каждым он разговаривал. Я подумал, какой это огромный душевный и физический труд.
Я увидел, как они ездили проповедовать в Афганистан, Таджикистан, Узбекистан, в Африку! Я понял: они — настоящие. Я был вдохновлен подвигами человеческими, то, как они посвящают свои жизни служению церкви, и понимал, что за ними стоит Бог. Тогда я тоже стал что-то осознавать в своей жизни.
И вот я здесь. Занимаюсь тем же, чем и на родине, – помогаю таким же, как и я когда-то, людям из «группы риска» выйти из своего круга общения. Самые «популярные» зависимости в Биробиджане – героиновая и алкогольная. И, да, героина в Биробиджане хватает – некоторые этнические диаспоры им успешно торгуют.
У нас в церкви процентов семьдесят прихожан из «группы риска». Зачастую у них поначалу просто нет цели в жизни. Нужно помочь им найти эту цель, вырваться из прежнего круга общения. Они говорят – я уеду в другой город. А как ты думаешь, если ты уедешь в другой город, с тобой начнут общаться художники и поэты? Ты найдешь таких же, как ты. Другим ты не сможешь быть сейчас. Вот это я им обычно говорю и знаю, что я прав.
У кого-то получается вернуться к нормальной жизни после реабилитационного центра, у кого-то - нет. В моей практике сегодня примерно один из десяти возвращается в семью, на работу. Я уже год в Биробиджане, и за год через наш реабилитационный центр прошло примерно 50 человек. Пока я могу точно сказать об одном человеке из Биробиджана, который бросил - сейчас он не колется, устроился на работу. Особо трудно работать с теми, кому за 40. У нас один мужчина такой покрестился недавно. Мама на него не нарадуется – 40 лет лежал на диване, за ее счет кололся. А теперь просит прощения, на работу устроился.
Люди, прошедшие через реабилитационный центр, все равно меняются. Кто-то больше, а кто-то может принять новые истины не сразу. И тогда они говорят: «Вы хорошие, но я не могу все это вместить». Они уезжают, но чаще всего возвращаются.
Я из бывших – я знаю, где кто «тусуется». Я ищу тех, кому нужна помощь, предлагаю им попробовать вылечиться. Плюс наши ребята расклеивают объявления о бесплатной наркологической помощи.
Но наркоманы думают, что пока они молодые, то у них все в порядке, мол, у меня есть силы, я могу в любой момент соскочить. К нам они приходят, когда в жизни уже все плохо, когда начинаются болезни, когда уже все от них отвернулись. Лет от 25 и старше – обычный возраст тех, кто просит о помощи.
Сегодня в нашем реабилитационном центре живут люди. Они работают, находятся на самообеспечении. Все вместе ходят на работу, со старшим. Тем летом наши ребята кирпичи складывали на кирпичном заводе. Сейчас тоже на стройках подрабатывают. Хватает на аренду квартиры и на еду. Они никуда не ходят без разрешения, только вместе.
А если наркоманом станет ваш ребенок?
Я каждый день молюсь за тех ребят, которые сегодня проходят у нас реабилитацию. Я не знаю, что буду делать, если узнаю такое про своего ребенка. Это трудный вопрос. Я все-таки надеюсь, что я смогу их воспитать так, что в мою жизнь это не придет. Меня воспитывали не так. Отец говорил мне, что курить - это плохо. Он запрещал мне, но при этом сам курил. Он говорил мне, что врать нельзя, но сам врал. Говорили, что пить плохо, но сами выпивали. В моей семье сейчас этого нет. Ни алкоголя, ни табака, ни мата. Если я допускаю ошибки, я прошу прощения у своих детей. Я стараюсь воспитать их правильно.
Я вижу, как сегодня дети тех людей, которые со мной возились, уже выросли и стали верующими, причем не номинальными верующими, а настоящими. Они в 14-15 лет заткнут за пояс многих взрослых в понимании духовности и настоящих истин. Мне хочется, чтобы мои дети тоже такими были. Для этого нужно быть самому настоящим. Ведь первое, что дети перенимают, – это все негативное. Я хочу, чтобы от меня они взяли что-то хорошее.
